— Погоди, он еще не кончил, — перебила девочка.
Странный хулиган и в самом деле продолжал сопя трудиться над дверцей автомашины. После первого слова он изобразил нацеленную вверх стрелу и тоже большими кривыми буквами написал слово «ДЫМ». Оглянувшись, не видит ли кто, он принялся опять царапать дверцу машины перочинным ножом, но тут до Павлика вдруг дошло.
— Слушай! — чуть не во весь голос крикнул он.
— Ведь это же наша машина!
— Америку открыл! — презрительно прошептала Яночка. — Я это поняла с самого начала. А теперь надо понять, в чем тут дело. Явно какая-то тайна, но при чем тут наша машина? Не мешай ему.
— Ты что? ! Глядеть спокойно, как хулиган портит нашу машину? Отец нам шеи свернет!
— С чего это? — поинтересовалась Яночка. — не мы ведь портим.
— Но мы спокойно глядим, как на наших глазах портят! — И вовсе мы не глядим. Даже при желании мы с тобой ничего не могли бы заметить. Ведь нас тут нет!
— А где же мы? — не понял Павлик.
— На свалке! — веско сказала сестра. — Разыскиваем в мусоре эти его железные штучки.
— Латунные, — автоматически поправил Павлик.
— Пусть латунные, А они для отца — самое главное, ведь он нам это вчера сто раз повторил. Остальное для него не существует. Машина тоже.
— Ты как хочешь, а я не могу спокойно смотреть на такое варварство! — решительно заявил Павлик.
Тихонько вылез из шалаша, тихонько пробрался вдоль забора к дыре, тихонько протиснулся в неё и, подкравшись к хулигану, запустил в него камешком, захваченным в саду. Застигнутый врасплох хулиган как-то по-заячьи вскрикнул и не оглядываясь пустился наутек. Когда он уже скрылся за углом, Яночка выпустила из объятий рвущегося вслед за злодеем Хабра и принялась успокаивать собаку и ругать брата.
— Спокойно, песик, не беги за этим нехорошим человеком, успокойся, оставь его в покое, лежать, Хабр. Неужели нельзя было предупредить? Испугал мне собаку!
— Сбежал бандит! — расстроился Павлик. — Всю дверцу исчертил! Что мы отцу скажем?
— Ничего говорить не будем! Раз мы не могли видеть, как ее уродовали, ничего и говорить не можем. Неужели непонятно?
— Так ничего и не скажем?
— Ни словечка! — подтвердила Яночка.
— Ну, не знаю, — продолжал сомневаться огорченный Павлик, — Я бы этого так не оставил. Слушай, а своему знакомому милиционеру я могу сказать о хулигане? Вдруг это вообще какой преступник? Пусть его поймают.
— Ну милиционеру, пожалуй, можно, — согласилась Яночка. — А это преступник, точно! — оживился Павлик. — Я немного увидел его лицо, когда подкрался ближе — рассмотрел. Знаешь, какая морда? Тупая, как у барана.
— А какие у него черные когти, заметил? — спросила Яночка. — Наверное, никогда руки не моет. — Когтей черных я не заметил, — задумался Павлик, — А вот такую черную лепешку под ухом видел. Думаешь, тоже от грязи?
— Да, я тоже заметила, но, по-моему, это большая родинка, а не от грязи. Хотя... Родинки тоже могут быть грязные. Так что же будем делать?
— Думаю, можем уже возвращаться домой, — ответила сестра, — Никто не знает, сколько времени нас не было дома, мы с тобой сто раз успели на свалку сбегать.
Папа уже проснулся. Полуодетый, он по всему дому разыскивал пропавших детей и перебудил всю семью. Услышав, как хлопнула входная дверь, папа кинулся в прихожую.
— Куда вы запропастились? — накинулся он на своих отпрысков. — Я давно жду. Ведь мы же собирались с самого утра на свалку!
Последние слова услышала спускавшаяся по лестнице его сестра, тетя Моника, и поинтересовалась:
— Почему на свалку? Больше ты уже ни на что не годишься?
Брат не ответил ей, потому что Павлик отвечал отцу:
— Тебе туда уже не надо. Мы без тебя сбегали.
— И что? — в волнении выкрикнул папа.
Вместо ответа сын полез в карманы и вытащил пригоршню блестящих металлических штучек.
— Вот, мы там нашли. Четырнадцать штук. Хватит тебе?
И Павлик принялся опорожнять карманы. У папы перехватило дыхание. Он замер, вытянув вперед руки, в которые уже не вмещались со кровища. Павлик наклонился, подбирая с пола пыльные муфточки. Пан Роман стоял, как памятник самому себе, с той лишь разницей, что лицо его попеременно то бледнело, то становилось пунцовым. И в этот момент в прихожую вышла в халате пани Кристина.
— Так я и думала, что они отправятся за этими штучками без тебя, — сказала мама и крикнула:
— Моника, придется тебе поторопиться со своей ванной!
Любопытная тетя Моника поспешила в прихожую.
— А что случилось? Что вообще тут происходит? У Романа такой вид, будто ему явился ангел господень.
— Просто он получил наконец свои драгоценные муфточки. Теперь можно начинать ремонт, — ответила пани Кристина.
И тут пан Хабрович ожил.
— Ура! — диким голосом завыл он. — Гоп-ля! У-ха-ха!
И пустился в какой-то сумасшедший разбойничий танец, кружась и подпрыгивая. Сделал попытку заставить плясать с собой жену, которая с криком вырывалась от него. Ошеломленная тетя Моника в страхе попятилась из прихожей, дети забились в угол. Отец безумствовал. С криками и воплями, огромными прыжками носился он по прихожей, радость переполняла все его существо и требовала выхода.
— У-ха-ха! — выкрикивал он. — Гоп-ля! Танцу ют все! Оркестр, туш! У-ха-ха!
— Мама, Роман сошел с ума! — во весь голос кричала испуганная тетя Моника.
Пани Кристина пыталась образумить мужа:
— Роман, успокойся же! Да отпусти ты меня, тапки спадают! Весь дом ходуном ходит! Успокойся. Дом и в самом деле ходил ходуном, но пана Романа это не беспокоило. Он плясал, пел, орал во весь голос и пытался приобщить к своей радости всех родных. На лестнице появился ничего не понимающий Рафал. Глядя на дядю, откалывающего коленца сумасшедшего танца, он только и произнес: